Неточные совпадения
Утро было славное, свежее; маленькие пестрые тучки стояли барашками
на бледно-ясной лазури; мелкая роса высыпала
на листьях и
травах,
блистала серебром
на паутинках; влажная, темная земля, казалось, еще хранила румяный след зари; со всего неба сыпались песни жаворонков.
Самгин вздохнул и поправил очки. Въехали
на широкий двор; он густо зарос бурьяном, из бурьяна торчали обугленные бревна, возвышалась полуразвалившаяся печь, всюду в сорной
траве блестели осколки бутылочного стекла. Самгин вспомнил, как бабушка показала ему ее старый, полуразрушенный дом и вот такой же двор, засоренный битыми бутылками, — вспомнил и подумал...
Мутная вода шумящими каскадами сбегала с гор; листва
на деревьях и
трава на земле еще не успели обсохнуть и
блестели как лакированные; в каплях воды отражалось солнце и переливалось всеми цветами радуги.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко;
на красноватой
траве,
на былинках,
на соломинках — всюду
блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити
блестят на побледневшей
траве.
Они поехали сначала берегом вверх, а потом свернули
на тропу к косцам. Издали уже напахнуло ароматом свежескошенной
травы. Косцы шли пробившеюся широкою линией, взмахивая косами враз. Получался замечательный эффект: косы
блестели на солнце, и по всей линии точно вспыхивала синеватая молния, врезывавшаяся в зеленую живую стену высокой
травы. Работа началась с раннего утра, и несколько десятин уже были покрыты правильными рядами свежей кошенины.
Человек сорок крестьян косили, выстроясь в одну линию, как по нитке: ярко
блестя на солнце, взлетали косы, и стройными рядами ложилась срезанная густая
трава.
Через минуту робкий луч солнца уже
блестит в лужах дороги,
на полосах падающего, как сквозь сито, мелкого прямого дождя и
на обмытой, блестящей зелени дорожной
травы.
Время стоит еще раннее, шестой час в начале; золотистый утренний туман вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося
на горизонте солнца;
трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат бесчисленные стада птиц.
С утра был туман, но к завтраку погода разгулялась, и солнце
блестело и
на только что распустившейся листве, и
на молодой девственной
траве, и
на всходах хлебов, и
на ряби быстрой реки, видневшейся налево от дороги.
Земля была покрыта шуршавшей под ногой лиственной шелухой, и только кое-где из-под нее пробивались зеленые кустики сохранившейся еще
травы, да
на опушке леса ярко
блестела горькая осина, точно обрызганная золотом и кровью.
Вы, князья Мстислав и буй Роман!
Мчит ваш ум
на подвиг мысль живая,
И несетесь вы
на вражий стан,
Соколом ширяясь сквозь туман,
Птицу в буйстве одолеть желая.
Вся в железе княжеская грудь,
Золотом шелом латинский
блещет,
И повсюду, где лежит ваш путь,
Вся земля от тяжести трепещет.
Хинову вы били и Литву;
Деремела, половцы, ятвяги,
Бросив копья, пали
на травуИ склонили буйную главу
Под мечи булатные и стяги.
Утро. С гор ласково течет запах цветов, только что взошло солнце;
на листьях деревьев,
на стеблях
трав еще
блестит роса. Серая лента дороги брошена в тихое ущелье гор, дорога мощена камнем, но кажется мягкой, как бархат, хочется погладить ее рукою.
Я запел — громко, во всю силу. Ревел гром,
блистали молнии, шуршала
трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками… Я — безумствовал; это простительно, ибо не вредило никому, кроме меня. Буря
на море и гроза в степи! — Я не знаю более грандиозных явлений в природе.
И снова змеится в зеленой свежей
траве речка, то скрываясь за бархатными холмами, то опять
блестя своей зеркальной грудью, снова тянется широкая, черная, изрытая дорога, благоухает талая земля, розовеет вода в полях, ветер с ласковой, теплой улыбкой обвевает лицо, и снова Меркулов покачивается мерно взад и вперед
на остром лошадином хребте, между тем как сзади тащится по дороге соха, перевернутая сошником вверх.
Уже заходило солнце, синяя полоса колыхалась над лесом и рекою. Из-под ног во все стороны скакали серые сверчки, воздух гудел от множества мух, слепней и ос. Сочно хрустела
трава под ногою, в реке отражались красноватые облака, он сел
на песок, под куст, глядя, как, морщась, колеблется вода, убегая вправо от него тёмно-синей полосой, и как, точно
на шёлке,
блестят на ней струи.
Чай пили в маленькой светлой каморке с двумя окнами, выходившими в поле, залитое золотистым сиянием утреннего солнца.
На дёрне, под окнами, ещё
блестела роса, вдали,
на горизонте, в туманно-розоватой дымке утра, стояли деревья почтового тракта. Небо было чисто, с поля веяло в окна запахом сырой
травы и земли.
Окропляется свежей росой, изумрудами
блещет трава муравая, алмазами сверкают росы
на листьях древесных.
Пройдя еще несколько шагов, я услышал голоса, а немного погодя увидел и людей. В том месте, где аллея расширялась в площадку, окруженную чугунными скамьями, под тенью высоких белых акаций стоял стол,
на котором
блестел самовар. Около стола говорили. Я тихо подошел по
траве к площадке и, скрывшись за сиреневый куст, стал искать глазами графа.
Когда в солнечное утро летом пойдешь в лес, то
на полях, в
траве видны алмазы. Все алмазы эти
блестят и переливаются
на солнце разными цветами — и желтым, и красным, и синим. Когда подойдешь ближе и разглядишь, что это такое, то увидишь, что это капли росы собрались в треугольных листах
травы и
блестят на солнце.
Выйдя наружу, студент пошел по грязной дороге в поле. В воздухе стояла осенняя, пронизывающая сырость. Дорога была грязна,
блестели там и сям лужицы, а в желтом поле из
травы глядела сама осень, унылая, гнилая, темная. По правую сторону дороги был огород, весь изрытый, мрачный, кое-где возвышались
на нем подсолнечники с опущенными, уже черными головами.
Катя встала с солнцем. Выпустила и покормила кур. Роса
блестела на листьях и
траве. По затуманенной глади моря бегали под солнцем и ныряли тусклые красно-золотые змейки. По подъемам Кара-Агача клубились облака, но острая вершина его твердо темнела над розовым туманом.
Снова берет он княжну за руку белую, снова ведет далее свою лапушку, и чудная полянка близится. Не одна
трава зеленая и цветы лазоревые
на ней виднеются, поднимается вдали белая высокая стена, а за нею
блестят золотые кресты церквей Божиих.
Вышел рано.
На душе хорошо, радостно. Чудное утро, солнце только вышло из-за деревьев, роса
блестит и
на траве, и
на деревьях. Все мило, и все милы. Так хорошо, что умирать не хочется. Точно, не хочется умирать. Пожил бы еще в этом мире, с такой красотой вокруг и радостью
на душе. Ну, да это не мое дело, а хозяина…
Свистнула русалка. Как припустит солдат —
трава под ним надвое, в ушах ветер попискивает, сердце — колотушкой, медяки в кармане позвякивают… Уж и ракита недалече, — только впереди
на воде, видит он, вода штопором забурлила и будто рыбья чешуя цыганским монистом
на лунной дорожке
блестит… Добежал, — штык ей в спину! — плещется русалка супротив ракиты, серебряным голосом измывается...